Чулпан Хаматова Музыкальный неспектакль

Музыкальный неспектакль
"Час, когда в души идешь — как в руки"
Марина Цветаева и Белла Ахмадулина.

Выступает Чулпан Хаматова
Вероника Кожухарова — саксофон,
Полина Кондраткова — пианино

Это не спектакль и это не концерт. И те зрители,которые ждут высот актёрского перевоплощения,не ждите — их не будет. Будут только музыка и слово... Как сказала Белла Ахмадулина : " две сильных тишины ,два слабых горла: музыки и речи".Это не спектакль -это наше яростное желание поделиться возможностью побега из выхолощенной,бесчувственной реальности.Нас трех сегодняшних: ( саксофонистку Веронику Кожухарову,пианистку Полину Кондраткову и актрису ЧулпанХаматову), поведут за руки две величайших женщины,два великих поэта 20-го века:- Марина Цветаева и Белла Ахмадулина. На вечере прозвучат их произведения: "Мать и музыка", "Уроки мызыки" и Сказка о дожде". Большая дерзость читать со сцены эту прозу и стихи,но радость ,которую они дарят, перевешивает любой страх.И зажмурившись , мы всё таки нырнём в эту прекрасную стихию. Вместе с вами!

Петербургские зрители первыми увидели сольную программу Чулпан Хаматовой «Час, когда в души идешь – как в руки». На сцене театра-фестиваля «Балтийский дом» знаменитая актриса прочитала повесть «Мать и музыка» Марины Цветаевой и поэму «Сказка о дожде» Беллы Ахмадулиной. Ей аккомпанировали саксофонистка Вероника Кожухарова и пианистка Полина Кондраткова.

С первых фортепианных аккордов стало понятно, что актриса вышла не для того, чтобы сказать: «Я – Чулпан Хаматова, смотрите на меня!», но затем, чтобы заставить слушать своих героинь, Марину и Беллу. Наверное, задача актера, остающегося один на один с публикой, – так сыграть, чтобы впредь имя автора для зрителей было важнее имени исполнителя.

На сцене и в зале была кромешная тьма, но актриса озарена светом. Она одета в черное, красные губы выделялись на бледном лице; пристальный взгляд устремлен вдаль, мимо зрительного зала. Чулпан Хаматова – героиня без возраста. Она оборачивалась девочкой, которую мать заклинала стать великой пианисткой (ребенка надо заклясть, убеждать не имеет смысла). Муся сказала «гамма», Ася сказала «нога», значит, Муся – музыкант, Ася, так уж и быть, балерина... Чулпан Хаматова будто торопилась досказать про это глупое детство, чтобы скорее обернуться женщиной, которая от стихов требовала того, что может дать только музыка. Та женщина ненавидела звук метронома – когда Чулпан читала презрительные слова о метрономе, он так навязчиво стучал, что в зрителях, должно быть, тоже начала просыпаться ненависть к этому предмету. Отсчет ненавистного времени: «Я хочу музыкой очиститься от современности», – с укоризной произносила Марина – Чулпан. Актриса играла порывистую и жесткую – если не сказать жестокую, главным образом, к самой себе и близким – девочку Марину. В образе требовательной, но боготворимой матери воплотился целый мир, не жалеющий своих поэтов. Черный рояль был святыней, на которую ни в коем случае нельзя класть газеты. Как же отчаянно Чулпан Хаматова говорила про газеты, которые с тех самых пор как отец, вопреки увещеваниям матери, складывал газеты на крышку рояля, вызывали у девочки Марины отвращение. Чулпан слилась в порыве негодования с Мариной – про них обеих чего только ни писали в газетах, отравляя искусство политикой.

Крики, мелодии, ливень и метроном – ни слова шепотом. В воздухе чувствовалось напряжение. «Все вышло как вышло, и значит, ничего не вышло, не только у тебя, но у всех, кого ты любила, кого ты играла – ничего ни у кого – тогда и сумеешь играть Warum. А пока – старайся», – таково было последнее напутствие матери...

Вторая часть – Белла. Видно, что актрисе быть Беллой труднее, чем Мариной. Белла не была столь прозрачной, у Марины чистая душа, обнаженные нервы: смотрись как в зеркало, артистка. Ей впору угловатые девочки, Белла для Чулпан слишком хороша. «Не ладили две равных темноты: рояль и ты – два совершенных круга, в тоске взаимной глухонемоты терпя иноязычие друг друга»... Чулпан Хаматова соединила обоих поэтов, как два непохожих, разноголосых инструмента. Рояль звучал странной, меняющей тональность музыкой дождя, а саксофон завывал, как ветер. «И хлынул дождь!» – крикнула актриса и чуть не сорвала голос.

А зрители чуть не отбили ладони, пятнадцать минут не отпуская любимицу со сцены.